Больше всего его удивляло то, что жена спала рядом с ним сном праведника. Наверное, из нее получился разведчик лучше, чем из него. Мери Пат погрузилась в это ремесло, словно тюлень в морскую воду, сразу же бросившийся ловить рыбу. Но как же насчет акул? Эд считал для мужчины совершенно естественным тревожиться о своей жене, каким бы способным разведчиком она ни была. Просто такая забота заложена в каждом мужчине, точно так, как в женщинах заложены материнские инстинкты. В тусклом свете ночника Мери Пат казалась ангелом. Она сладко улыбалась во сне, рассыпав светлые волосы, тонкие, словно у ребенка, которые приходили в беспорядок сразу же, как только касались подушки. Для русских она была потенциальной шпионкой, но для Эдварда Фоули она являлась любимой женой, товарищем по работе и матерью его ребенка. Поразительно, как один и тот же человек может представлять собой совершенно разное в зависимости от того, кто на него смотрит, — при этом все впечатления будут соответствовать истине. С этой философской мыслью — господи, как же ему нужно было выспаться! — Эд Фоули наконец сомкнул веки.
— Ну, и что сказал президент? — спросил Боб Риттер.
— Нельзя сказать, что он ужасно обрадовался, — ответил судья Мур, чем нисколько не удивил своих собеседников. — Но президент понимает, что мы ни черта не можем поделать. Вероятно, на следующей неделе он произнесет речь о благородстве людей труда, особенно объединенных в профессиональные союзы.
— Хорошо, — проворчал Риттер. — Пусть он это скажет авиадиспетчерам.
Зам по опер-работе считался признанным мастером острого словца, хотя у него хватало здравого смысла различать, в каком обществе что можно говорить.
— Где президент собирается произносить эту речь? — спросил зам по РА-работе.
— В Чикаго, на следующей неделе. В городе проживает большое количество этнических поляков, — объяснил Мур. — Разумеется, президент упомянет о рабочих судостроительных верфей и напомнит, что он сам в свое время тоже возглавлял профсоюз. Пока что я не ознакомился с текстом речи, но, думаю, это будет в основном ваниль с добавлением шоколадной крошки.
— А газеты напишут, что президент заигрывает с «синими воротничками», заручаясь их голосами на предстоящих выборах, — заметил Джим Грир.
Какими бы искушенными ни выставляли себя средства массовой информации, они могут усвоить только то, что им подносят на блюдечке с голубой каемкой. Да, среди журналистов масса умников, способных вести заумные политические дебаты, но они ни хрена не разбираются в том, как ведутся настоящие игры, до тех пор, пока их не посвящают в это на брифингах для прессы, предпочтительно, простыми нераспространенными предложениями.
— Кстати, а наши русские друзья обратят на это внимание? — спросил Риттер.
— Вероятно. В Институте США и Канады политическим прогнозированием занимаются умные люди. Ну а еще, быть может, кто-нибудь в приватной беседе в «Туманном дне» как бы мимоходом обмолвится о том, что мы с некоторой озабоченностью следим за развитием ситуации в Польше, поскольку в Соединенных Штатах живет большое количество выходцев из Польши. Пока что мы больше ничего не можем сделать.
— Итак, в настоящий момент нас беспокоит Польша, но не папа римский, — расставил точки над i Риттер.
— Нам ведь до сих пор еще ничего не известно, не так ли? — задал риторический вопрос директор ЦРУ.
— Русские не удивятся, почему папа не поставил нас в известность относительно своей угрозы?…
— Наверное, нет. Стиль письма позволяет предположить, что оно носит приватный характер.
— Не настолько приватный, чтобы Варшава не переправила его Москве, — возразил Риттер.
— Как любит говорить моя жена, это совершенно другое дело, — указал Мур.
— Знаете, Артур, иногда у меня от этой сложной системы вложенных друг в друга колес начинает болеть голова, — заметил Грир.
— В этой игре есть свои правила, Джеймс.
— Как и в боксе, но только там они гораздо более четкие.
— «Постоянно защищайся», — сказал Риттер. — И здесь это тоже правило номер один. Что ж, пока что мы никаких конкретных предостережений дать не можем, так? — Все молча покачали головами. Да, пока что никто не мог сказать ничего конкретного. — Артур, что еще сказал президент?
— Он хочет, чтобы мы выяснили, существует ли угроза жизни его святейшества. Если с папой что-либо произойдет, наш президент придет в ярость.
— Вместе с миллиардом с лишним католиков, — согласился Грир.
— Вы полагаете, русские могут связаться с североирландскими протестантами и уговорить их нанести удар? — хищно усмехнувшись, спросил Риттер. — Не забыли, они тоже не любят папу римского. Полагаю, сэру Бейзилу следует этим заняться.
— Роберт, по-моему, это уже чересчур смелое предположение, — подумав, возразил Грир. — Ирландцы ненавидят коммунизм не меньше, чем католиков.
— Андропов будет рассчитывать только на то, что имеет под рукой, — решил Мур. — Русские привыкли полагаться исключительно на себя. Если Андропов решит устранить папу, он воспользуется своими силами и попытается замести следы. Вот как мы об этом узнаем, если, упаси господи, дело зайдет настолько далеко. И если только возникнут подозрения, что он вынашивает подобные мысли, надо будет немедленно его отговорить.
— Так далеко дело не зайдет. Члены Политбюро слишком осмотрительны, — решительно заявил зам по РА-работе. — Для них подобный шаг будет чем-то чересчур откровенным. Хороший шахматист так не поступает, а шахматы до сих пор остаются национальной русской игрой.