— Артур, полагаю, у вас есть для этого веские основания? — без обиняков спросил он.
— Это разговор не для телефона, Эмил, но отвечая на ваш вопрос — да, есть.
— Трое белых европейской наружности, один мужчина лет тридцати с небольшим, одна женщина такого же возраста, и девочка трех с половиной лет, — продолжал Джекобс, сверяясь с письмом, доставленным из Лэнгли курьером. — Артур, мои агенты решат, что у их директора съехала крыша. Было бы гораздо лучше, если бы мы обратились за помощью к местной полиции…
— Однако…
— Да, понимаю, в этом случае обязательно произойдет утечка. Хорошо, конечно, я могу разослать всем главам региональных отделений Бюро предписание каждое утро внимательно просматривать сводки происшествий, однако и в этом случае избежать утечки будет очень непросто.
— Эмил, я прекрасно все понимаю. Мы обратились за помощью и к англичанам. Конечно, нельзя надеяться, что такое случится по первому зову. Эмил, могу только добавить, что это очень важно.
— Вы в ближайшее время не собираетесь появиться на Капитолийском холме?
— Завтра в десять утра буду на заседании комиссии Палаты представителей по вопросам разведки. Дележ бюджета, — объяснил Мур.
Конгресс постоянно охотился за такой информацией, и Муру приходилось все время защищать свое ведомство против обитателей Капитолийского холма, которые, будь их воля, урезали бы Управление по самые щиколотки — разумеется, чтобы потом можно было сетовать на «провалы разведки».
— Хорошо, вы не могли бы по дороге заглянуть к нам? Я должен услышать эту вашу небылицу, — объявил Джекобс.
— Как насчет без двадцати девять утра?
— Ничего не имею против, Артур.
— В таком случае, до встречи, — попрощался Мур.
Директор Джекобс положил трубку, гадая, какая настоятельная необходимость, черт побери, может заставить Федеральное бюро расследований играть в гробокопателей.
Купив своему маленькому зайчику белую дубленку с вышитыми красными и зелеными цветами, Олег Иванович в метро по дороге домой обдумывал стратегию своих дальнейших действий. Когда надо будет сказать Ирине о неожиданном отпуске? Если вывалить все в самый последний момент, возможно, возникнут проблемы: Ирина будет беспокоиться по поводу своей работы, хотя персонал огромного ГУМа настолько многочисленный, что отсутствие одного бухгалтера никто не заметит. С другой стороны, если предупредить жену заранее, возникнет другая проблема: Ирина постарается лично проследить за каждым пустяком, как и подобает хорошей жене, поскольку, по ее разумению, ее муж не способен ни на какой самостоятельный шаг. Олег Иванович мысленно усмехнулся: в данных обстоятельствах суетливость Ирины становится особенно смешной.
Итак, нет, он ни о чем не стане говорить ей заранее и вывалит поездку в Венгрию полным сюрпризом, в качестве оправдания сославшись на этого знаменитого венгерского дирижера. Однако настоящий сюрприз будет ждать Ирину в Будапеште. Олег Иванович гадал, как его жена отнесется к подобному известию. Возможно, плохо, но она — примерная русская жена, воспитанная и приученная исполнять все приказы своего мужа, что, по мнению всех русских мужчин, и являлось надлежащим порядком вещей.
Светлана обожала ездить в метро. Олег Иванович успел убедиться, что это свойственно всем маленьким детям. Для них даже такое обыденное событие, как поездка в метро, становится настоящим приключением, на которое надо смотреть, широко раскрыв свои детские глазки. Светлана не шла и не бежала по платформе; она двигалась вприпрыжку, словно щенок, или — с улыбкой подумал отец, — как маленький зайчик. Найдет ли его дочь жизнь на Западе такой же богатой приключениями?
«Будем на это надеяться… если только нам удастся добраться туда живыми,» — напомнил себе Зайцев. Он сознавал, что побег из Советского Союза сопряжен с большой опасностью, однако переживал в первую очередь не за себя, а за Светлану. Как это странно! Впрочем, странно ли? Олег Иванович видел перед собой четкую цель, и все его мысли были связаны только с этим. Все остальное представляло из себя лишь некие промежуточные шаги, но впереди сиял яркий, ослепительный свет, и Зайцев не видел ничего, кроме него. Странно, как этот свет становился все более и более ярким, от первых сомнений по поводу операции «три шестерки» и до настоящего времени, когда он уже полностью застилал мысленный взор Олега Ивановича. Словно мошка, привлеченная светом лампы, Зайцев кружил, приближаясь и приближаясь, и сейчас ему оставалось только надеяться, что этот свет не окажется обжигающим огнем, который его погубит.
— Папа, выходим! — воскликнула Светлана, узнав свою станцию.
Схватив отца за руку, она потащила его к автоматическим дверям.
Через считанные мгновения девочка уже прыгала на бегущую ленту эскалатора, завороженная и этим приключением. У Зайцева мелькнула мысль, что его дочь похожа на взрослого американца — по крайней мере, такого, какими их представляют в Советском Союзе, всегда и во всем стремящегося найти повод для веселья, а не опасности и препятствия, которые повсюду виделись советским людям. Но если американцы такие глупые, почему Советский Союз постоянно пытается догнать Америку — и тщетно? Неужели Америка на самом деле права, а СССР все время ошибается? Над этим глубинным вопросом Олег Иванович до сих пор почти не задумывался. Об Америке ему было известно только то, что твердила с экрана телевизора и со страниц государственных газет официальная советская пропаганда. И вот сейчас он приходил к выводу, что это все должна быть неправда. Однако его знания оставались однобокими, поскольку он в действительности не располагал истинной информацией. Поэтому, совершая побег на Запад, ему приходится полагаться исключительно на веру. Если у него на родине все обстоит не так, как должно быть, значит, единственная альтернатива заключается в том, что во второй сверхдержаве, наоборот, царят порядок и справедливость. Идя по тротуару, держа дочку за руку, Зайцев размышлял о том, что ему предстоит совершить нечто значительное, долгое и опасное. Наверное, он должен был бы испытывать страх.