Красный кролик - Страница 69

Достаточно было того, что все-таки покидало пределы Советского Сюза. Скорее всего, полковник Бубовой уже завтра будет в Москве. Между Москвой и Софией регулярное авиасообщение «Аэрофлотом». Полковник Годеренко в Риме получил приказ не задавать лишних вопросов и ждать, а также в течение неопределенного промежутка времени переправлять в центр все сведения относительно распорядка папы римского. Андропов не потерял интерес к этой проблеме.

И вот теперь к этому будут привлечены болгары. Зайцева это очень насторожило. Сомнений быть не могло. Ему уже приходилось пересылать подобные сообщения. Болгарская Служба государственной безопасности являлась верным вассалом КГБ. Зайцеву это было хорошо известно. Он переправил достаточное количество шифровок — иногда через Бубового, иногда напрямую, — в которых приказывалось прервать чью-то жизнь. КГБ в настоящее время уже почти не занималось подобными операциями, но «Държавна сигурност» охотно бралась за них. Олег Иванович не сомневался, что в Службе есть небольшое подразделение сотрудников, обученных именно этому занятию и применяющих свои знания на практике. А поскольку идентификационный код сообщения имел суффикс «666», оно относилось к той же теме, что и первый запрос, направленный римскому резиденту. Значит, маховик продолжал крутиться.

Ведомство, в котором работал Зайцев, государство, гражданином которого он являлся, хочет убить этого польского священника, что, на взгляд Олега Ивановича, было недобрым делом.

Зайцев спустился на эскалаторе в подземную станцию, заполненную обычной толпой тех, кто возвращался с работы. Как правило, обилие народа действовало на него успокаивающе. Это означало, что Олег Иванович находится в своей среде, окруженный соотечественниками, такими же простыми людьми, как и он сам, работающими на благо родины. Но так ли это? «Как отнесутся все эти люди к тому, что замыслил Андропов?» Оценить это было крайне сложно. Как правило, в вагоне метро пассажиры молчали. Иногда кто-то беседовал со своим другом, но общие разговоры являлись редким исключением. Такое случалось разве что после какого-нибудь небывалого спортивного события, плохого судейства во время футбольного матча или особенно зрелищного поединка на хоккейной площадке. Все остальное время каждый оставался наедине со своими мыслями.

Состав остановился, и Зайцев протиснулся в вагон. Как всегда, свободных мест для сидения не оказалось. Ухватившись за поручень над головой, Зайцев продолжал размышлять.

«Интересно, а думают ли о чем-нибудь остальные пассажиры? Если думают, то о чем? О работе? Детях? Женах? Любовницах? О том, что накрыть на стол?» Определить это не было никакой возможности. Этого не мог сказать даже Зайцев — а ведь он постоянно встречался в метро с этими людьми, с одними и теми же, на протяжении многих лет. Ему были известны лишь некоторые имена — те, что он случайно услышал в разговоре. Нет, скорее, Зайцев мог бы сказать, кто болеет за какую команду…

Вдруг его больно кольнула мысль, насколько он одинок в этом обществе. «Сколько же у меня настоящих друзей?» — спросил себя Зайцев. Ответ на этот вопрос был убийственным. О да, разумеется, у него было много приятелей, с которыми можно поболтать. Олегу Ивановичу были известны самые сокровенные подробности относительно их жен и детей — но настоящие друзья, кому можно было бы открыть душу, с кем можно было бы обсудить эту тревожную ситуацию, у кого можно было бы спросить совета… Нет, таких у него не было. Что для Москвы было очень неестественно. Русские люди славились умением заводить близкую, крепкую дружбу. Порой люди посвящали своих друзей в самые страшные тайны, словно дерзко бросая вызов судьбе: а что если ближайший друг окажется осведомителем КГБ, а что если откровения обернутся отправкой в один из лагерей, наследников печально знаменитого ГУЛАГа? Однако по долгу своей службы Зайцев был лишен всего этого. Он никогда не осмеливался обсуждать свою работу даже с коллегами.

Нет, какими бы ни были проблемы, связанные с сообщениями серии «666», ему придется решать их самому. Этим нельзя поделиться даже с Ириной. Она может обмолвиться своим подругам в ГУМе, а это будет означать для него смертный приговор. Вздохнув, Олег Иванович осмотрелся по сторонам…

Опять он, тот самый сотрудник американского посольства, погруженный в чтение «Советского спорта», не обращающий внимание на происходящее вокруг. Американец был в плаще — синоптики предсказали дождь, который так и не материализовался, — но без шляпы. Плащ был распахнут, не застегнут на пуговицы, не перехвачен поясом. Американец находился от Зайцева меньше чем в двух метрах…

Повинуясь внезапному порыву, Олег Иванович сместился вдоль вагона, перехватив руку, лежавшую на поручне, словно разминая затекшие мышцы. Это движение приблизило его вплотную к американцу. И, повинуясь тому же порыву, Зайцев сунул руку в карман плаща. Там ничего не было — ни ключей, ни мелочи, только ткань. Однако Зайцев убедился, что он смог сунуть руку в карман американца и достать ее так, чтобы это никто не заметил. Олег Иванович отступил назад, оглядываясь по сторонам, пытаясь понять, обратил ли кто-нибудь внимание на его действия и вообще смотрит ли на него. Но нет… определенно, никому до него не было дела. Его поступок остался не замеченным никем, в том числе и самим американцем.

Эд Фоули, дочитывая заметку о хоккейном матче, даже не повел глазами. Если бы это происходило в Нью-Йорке или каком-либо другом городе на Западе, он принял бы случившееся за попытку обчистить его карманы. Как это ни странно, здесь, в Москве, Фоули не ожидал ничего подобного. Советским гражданам запрещалось иметь валюту западных стран, поэтому кража у американца не могла принести ничего, кроме неприятностей. И КГБ, который, вероятно, до сих пор продолжает наблюдение, тоже вряд ли имеет к этому какое-то отношение. Если бы чекистам вздумалось стащить у него бумажник, они бы использовали для этой цели команду из двух человек, как поступают профессиональные американские карманники: один отвлекает на себя внимание, а второй осуществляет собственно кражу. Таким образом можно обчистить практически любого, если только человек не находится настороже, а находиться настороже непрерывно не способен даже профессиональный шпион. Поэтому приходится прибегать к пассивным средствам защиты, как, например, одна — две резинки, натянутые на бумажник, — просто, но очень эффективно. Таким приемам, действенным, но не кричащим «это шпион!», обучают в центре в Тайдуотере. Полиция Нью-Йорка советует простым гражданам придерживаться тех же мер предосторожности на улицах Манхэттена, а Эд Фоули должен производить впечатление простого американца. Поскольку у него есть дипломатический паспорт и легальная «крыша», теоретически его персона является неприкосновенной. Естественно, это не относится к уличным грабителям; поэтому и КГБ, и ФБР время от времени прибегали к услугам тщательно обученных «уличных бандитов», нападавших на то или иное лицо, разумеется, оставаясь в строго продуманных рамках, чтобы ситуация не выходила из-под контроля. В сравнении с этим интриги при дворе императора Византии казались детскими шалостями, однако правила устанавливал не Эд Фоули.