— Полностью с вами согласен. Да, кстати, если приглядите что-нибудь привлекательное, дайте мне знать.
— Комиссионные я с вас не возьму — но и никаких гарантий не дам, — пошутил Райан.
— К гарантиям я не привык, Джек, — только не в нашем проклятом ремесле. Я собираюсь ввести вас в рабочую группу, которая занимается Россией. Руководит ей Саймон Хардинг. Выпускник Оксфорда, докторская диссертация по русской литературе. Вы будете видеть почти все, что видит Хардинг — все, за исключением источников информации…
Райан остановил его, подняв руки.
— Сэр Бейзил, я не хочу ничего знать. Мне это не нужно, а лишняя информация не даст мне спокойно спать ночью. Мне нужны лишь голые факты. Я предпочитаю делать выводы самостоятельно. Этот ваш Хардинг умен? — подчеркнуто бесцеремонно спросил Райан.
— Очень умен. Вероятно, вам уже приходилось знакомиться с тем, что выходило из-под его рук. Это он проводил оценку личности Юрия Андропова, результаты которой мы передали вам два года назад.
— Да, я действительно ознакомился с ними. Согласен, работа была выполнена неплохо. Насколько я понял, этот Хардинг — дипломированный «мозговед»?
— Саймон действительно изучал психологию, но недостаточно для того, чтобы получить диплом. У него очень светлая голова. Жена у него художница, пишет картины. Очаровательная дама.
— Мне приступить к работе прямо сейчас?
— А почему бы и нет? Меня ждут дела. Пойдемте, я провожу вас.
Это оказалось совсем недалеко. Райан сразу же выяснил, что ему предстоит работать в кабинете, расположенном на последнем этаже. Для него это стало большим сюрпризом. В Лэнгли путь на седьмой этаж занимает долгие годы и нередко сопровождается карабканьем через окровавленные трупы. Джек рассудил, что кто-то считает его очень умным.
Кабинет Саймона Хардинга не производил особого впечатления. Два окна, выходящих на берег Темзы, застроенный двух— и трехэтажными кирпичными зданиями. Самому Хардингу было около сорока; бледный, светловолосый, с ярко-голубыми глазами. Он был в расстегнутом жилете — или, как его здесь называли, жилетке, — и в неказистом галстуке. Его стол был завален папками, окантованными полосатыми ленточками — единое обозначение секретных материалов.
— Вы, должно быть, сэр Джон, — сказал Хардинг, откладывая в пепельницу трубку из верескового дерева.
— Зовите меня Джеком, — поправил его Райан. — Право, мне как-то неловко выдавать себя за рыцаря. К тому же, у меня все равно нет коня и доспехов.
Джек крепко пожал руку своему новому коллеге. У Хардинга были маленькие, костлявые руки, однако его голубые глаза светились умом.
— Саймон, вручаю его твоим заботам.
Произнеся это напутствие, сэр Бейзил тотчас же ушел.
В кабинете уже был установлен дополнительный стол, подозрительно чистый, а перед ним — крутящееся кресло. Джек уселся в кресло, попробовал, удобное ли оно. Вероятно, в кабинете будет тесновато, но не слишком. На столе стоял телефон, а под ним в плоской коробке — шифратор, позволяющий вести закрытые разговоры. У Райана мелькнула мысль: это устройство надежно так же, как шифратор СТУ, которым он пользовался в Лэнгли? Английский Центр правительственной связи, расположенный в Челтенхэме, работал в тесном взаимодействии с АНБ, и, возможно, внутри разных пластмассовых коробок находилась одинаковая начинка. Ему придется постоянно напоминать себе, что он находится в другой стране. Райан надеялся, что это будет не слишком сложно. Здесь все говорят как-то непривычно, с придыханием и растягивая гласные, однако американские фильмы и глобальное телевидение медленно, но верно подстраивают классический английский язык под его американскую разновидность.
— Бейзил говорил с вами о папе римском? — спросил Саймон.
— Да. Это письмо может стать настоящей бомбой. Сэра Бейзила очень интересует, как к нему может отнестись русский Иван.
— Нас всех это очень интересует, Джек. У вас есть какие-нибудь мысли?
— Как я только что сказал вашему начальнику, если бы в Кремле сейчас сидел Сталин, возможно, ему бы и пришла в голову мысль укоротить папе жизнь. Но даже в этом случае ничего определенного сказать было бы нельзя.
— По-моему, главная проблема в том, что хотя в Советском Союзе власть коллегиальная, Андропов занимает в Политбюро лидирующее положение, а он, судя по всему, сторонник более решительных мер.
Джек устроился в кресле поудобнее.
— Знаете, знакомые моей жены из университета Гопкинса пару лет назад летали в Россию. У Михаила Суслова диабетический ретинит сетчатки глаза, к тому же, он страдает сильной близорукостью; так вот, они как раз лечили ему зрение, а также обучали русских врачей новым методам. Кэти тогда еще училась в университете. Но Берни Кац был из тех, кто летал в Москву. Он возглавляет глазную клинику Уилмера. Первоклассный глазной хирург, человек замечательный во всех отношениях. По возвращении в Штаты Управление беседовало с Кацем и с остальными врачами. Вы не видели этот документ?
Глаза Хардинга зажглись интересом.
— Нет. А в нем есть что-нибудь любопытное?
— Одно правило из того, что я усвоил, будучи женат на враче, заключается в том, что я внимательно слушаю все, что Кэти рассказывает о людях. И я бы с огромным интересом послушал Берни. Этот документ стоит почитать. Во всем мире люди склонны быть откровенными с врачами, а врачи, как я уже говорил, умеют замечать то, что укрывается от обычных людей. Так вот, наши врачи нашли Суслова умным, любезным, деловитым, но подо всем этим скрывается человек, которому ни за что нельзя доверить в руки пистолет — или, точнее, нож. Ему было очень неприятно, что спасать его зрение пришлось американским врачам. Его совсем не радовало, что русские врачи сделать это не смогли. С другой стороны, наши офтальмологи говорили, что встретили их по высшему классу. Так что русские не такие уж и варвары, что в глубине души ожидал увидеть Берни — он еврей, его родители родились в Польше, кажется, еще тогда, когда она была частью царской России. Не хотите, чтобы я попросил Управление прислать этот доклад?