Красный кролик - Страница 116


К оглавлению

116

Зайцев дождался, когда поезд начнет замедлять ход. Пассажиры стали толкаться, пробираясь к дверям, и он, воспользовавшись суматохой, быстро сунул руку в призывно раскрытый карман и тотчас же вытащил ее. После чего развернулся и отошел от американца — медленно, и не слишком далеко, чтобы это не привлекло внимание: естественное перемещение, обусловленное движением вагона метро.

«Отлично сработано, Иван!» Фоули всеми фибрами души хотелось обернуться и посмотреть русскому в глаза, однако правила категорически запрещали это. Если его «пасут», «хвост» обязательно обратит на это внимание, а работа Эда Фоули заключалась в том, чтобы не привлекать к себе внимания. Поэтому он терпеливо дождался своей станции и на этот раз повернул направо, в противоположную сторону от Ивана. Выйдя на платформу, Фоули поспешил к эскалатору и поднялся в прохладу улицы.

Руку он в карман не опускал. Вместо этого Эд не спеша прогулялся до дома, что было так же естественно, как закат солнца в погожий день, и вошел в лифт, но и тут не полез в карман, потому что в потолке могла быть запросто установлена видеокамера наблюдения.

И только оказавшись у себя в квартире, Фоули достал записку, написанную на бланке центра связи КГБ. На этот раз весь листок бумаги был исписан черными чернилами. Как и прежде, текст был английский. Фоули отметил, что кем бы ни был Иван, он, по крайней мере, человек образованный, а это уже хорошо, так?

— Привет, Эд. — Поцелуй для микрофонов. — Сегодня на работе было что-нибудь интересненькое?

— Обычная ерунда. Что у нас на ужин?

— Рыба, — ответила Мери Пат.

Взглянув на записку в руках мужа, она тотчас же подняла вверх большой палец.

«Отлично!» — подумали оба. У них есть агент. И не кто-нибудь, а сотрудник КГБ. Который сам вызвался работать на них.

Глава шестнадцатая
Меховая шапка на зиму

— Что они сделали? — переспросил Джек.

— Прервались на обед посреди операции, пошли в паб и выпили по пинте пива! — с негодованием повторила Кэти.

— Ну и что? Я сам поступил так же.

— Но ты ведь никого не оперировал!

— А у нас дома что тебе было бы за это?

— О, ничего особенного, — ответила Кэти. — Вероятно, я бы навсегда лишилась лицензии заниматься врачебной практикой — после того, как Берни ампутировал бы мне обе руки бензопилой, твою мать!

Джек встрепенулся. Кэти редко позволяла себе такие выражения.

— Правда что ли?

— Я съела на обед бекон, салат и сандвич с томатным соусом — мы, тупые жители колонии, называем его «французской булочкой». И я, кстати, пила «Кока-колу».

— Рад это слышать, доктор Райан.

Джек подошел к жене и поцеловал ее. Кэти, похоже, в этом очень нуждалась.

— Я никогда не слышала ни о чем подобном, — кипя, продолжала та. — О, возможно, в каком-нибудь долбанном захолустье в штате Монтана и делают так, но только не в настоящей клинике!

— Кэти, успокойся. Ты сквернословишь, как портовый грузчик.

— Или как бывший морской пехотинец. — Наконец ей удалось слабо улыбнуться. — Джек, я им ничего не сказала. Я просто не знала, что сказать. Формально эти двое «глазорезов» занимают более высокое положение, чем я, но если бы они проделали что-нибудь подобное у нас, на их карьере можно было бы ставить крест. После этого им бы не разрешили даже оперировать собак!

— С пациентом все в порядке?

— Да, слава богу. Замороженная пункция вернулась к нам холодная, как лед — опухоль доброкачественная, ничего злокачественного. Мы удалили новообразование и наложили швы. Этот каменщик будет совершенно здоров — ему только придется провести в клинике четыре — пять дней, восстанавливая силы после операции. Никаких последствий для зрения, никаких головных болей, хотя эти два костоправа оперировали его, проспиртованные насквозь.

— Малыш, все хорошо, что хорошо кончается, — слабо возразил Райан.

— Джек, так не должно быть.

— В таком случае, доложи о них своему другу Бирду.

— Надо бы. Честное слово, надо бы.

— И что произойдет?

Кэти снова вспыхнула:

— Не знаю!

— Знаешь, это очень некрасиво — отбирать чужой хлеб, — предостерег жену Джек. — Ты можешь прослыть склочницей.

— Джек, в клинике Гопкинса я бы сразу же доложила о подобном вопиющем нарушении правил, и ребятам пришлось бы дорого заплатить за пьянство на рабочем месте. Но здесь — здесь я лишь гость.

— И обычаи здесь другие.

— Ну не настолько же другие, Джек! Это же просто непрофессионально. Подобные действия могут нанести вред здоровью пациента, а эту грань нельзя пересекать ни в коем случае. Видишь ли, когда я работала в клинике Гопкинса и мне на следующий день предстояла операция, я даже не позволяла себе выпить бокал вина за ужином, понимаешь? И это потому, что превыше всего стоит здоровье больного. Ну да, конечно, когда возвращаешься домой с вечеринки и видишь на дороге аварию с пострадавшими, и при этом ты оказываешься единственным, кто может помочь, ты делаешь все, что в твоих силах, а затем отвозишь раненого к врачу, который уже им займется, и, наверное, признаёшься этому врачу, что за ужином пропустил пару рюмок. Я хочу сказать, когда мы проходили практику в ординатуре, нас заставляли работать немыслимо долгие смены только для того, чтобы научиться принимать правильные решения в экстренных обстоятельствах, однако всегда рядом был кто-то, кто мог бы прийти на помощь в крайнем случае. И, кроме того, никто не должен был работать за гранью возможностей; если кому-то становилось совсем невмоготу, надо было честно предупредить об этом. Понимаешь? Со мной однажды случилось такое, когда я проходила практику в педиатрическом отделении. Малыш вдруг перестал дышать, но у меня была хорошая медсестра, мы тотчас же вызвали старшего врача, твою мать, и все обошлось благополучно, слава богу. Но, Джек, умышленно создавать ситуацию, при которой эффективность действий врача снижается, нельзя. Нельзя создавать дополнительные трудности, чтобы потом их преодолевать. Если проблемы возникают, необходимо их решать, но по собственной воле прыгать в бурлящий котел не надо, понятно?

116