Мало кто знал, что ЦРУ практически никогда не вербует агентов. Нет, эти люди приходят сами — иногда напрямую, иногда очень запутанными путями. Конечно, это сильно увеличивает риск нарваться на «подсадную утку». Особенно хорошо подобного рода вещи получаются у американского ФБР; Второе главное управление КГБ также прибегает к таким уловкам, просто для того, чтобы установить, кто из сотрудников посольства связан с разведкой, что никогда не бывает лишним. Зная, кто есть кто, достаточно просто наблюдать за человеком, следить, где он оставляет тайники, после чего устраивать в этих местах засады и ждать, кто еще сюда пожалует. Таким образом можно было взять предателя, через него выйти на других предателей и, при благоприятном стечении обстоятельств, разоблачить целую шпионскую сеть, чем заслужить маленькую золотую звездочку — или хотя бы красную звезду побольше. И в Америке, и в России контрразведчики делали карьеру на одном таком деле, поэтому, естественно, спецслужбы старались изо всех сил. Второе главное управление было очень многочисленным — предположительно, в нем работала половина личного состава КГБ. И это были умные, опытные, профессионально подготовленные контрразведчики, имевшие в своем распоряжении все ресурсы и обладавшие терпением стервятников, кружащих над аризонской пустыней и вынюхивающих в воздухе запах мертвого кролика, чтобы опуститься на полуобглоданную тушку и насладиться сытной трапезой.
Однако КГБ был опаснее стервятников. Сам стервятник не охотится.
Выходя на улицы Москвы, Эд Фоули никогда не мог быть уверен наверняка, идет ли за ним «хвост». О да, разумеется, иногда он замечал за собой слежку, но это могла быть коварная попытка приставить к нему неловкого — или, наоборот, чрезвычайно опытного контрразведчика — и посмотреть, попытается ли Фоули от него оторваться. Все сотрудники разведки были обучены методам ведения наружного наблюдения и противодействия наблюдению, причем методы эти были одинаковыми у спецслужб всех стран мира и поэтому легко узнаваемыми. Вот почему Фоули никогда не прибегал к ним. Абсолютно никогда. Ни при каких условиях. В этой игре было очень опасно быть умным, потому что никогда нельзя быть достаточно умным. При необходимости можно всегда было воспользоваться другими контрмерами, например, заранее запланированным контактом с агентом при якобы случайном столкновении в толпе. Этот прием, известный всем контрразведчикам мира, тем не менее было очень нелегко засечь — именно в силу его простоты. Неудачи тут случались только тогда, когда агент паниковал и допускал какую-либо ошибку. Агентам приходилось гораздо труднее, чем их связным. У Фоули есть дипломатическая «крыша». Русские могут снять на видеокамеру, как он увешивает «жучками» любимого козла Андропова, и все равно им не удастся ничего с ним сделать. Формально он является дипломатом, и его защищает Венская конвенция — что делает его человеком неуязвимым, даже во время войны, хотя в этом случае все будет не так просто. Впрочем, рассудил Фоули, и в этом случае особых проблем не возникнет. Он просто сгорит в ядерном смерче вместе со всеми, кто находился в Москве, и в загробном мире, отведенном шпионам, ему будет не одиноко.
Фоули прогнал из головы подобные мысли, не имеющие отношения к делу, — какими бы увлекательными они ни были. Все сводилось, в конечном счете, к одному: предпримет ли его друг Иван следующий шаг, или же просто нырнет в кусты, удовлетворенный тем, что одним прохладным московским утром ему удалось заставить сплясать под свою дудку американское посольство? Для этого достаточно лишь перевернуть карты. Что там, «очко» или всего-навсего две восьмерки?
«Вот почему ты посвятил жизнь этому ремеслу, Эд,» — напомнил себе Фоули. Азарт погони. Да, азарта хоть отбавляй, даже если дичь в конце концов скроется в густых зарослях. Но медведя гораздо приятнее освежевать, чем обнюхать.
Почему этот русский решился на такой шаг? Что им движет? Алчность? Идеологические побуждения? Совесть? Честолюбие? Это были четыре классические причины. Одним нужны трехгаллонные банки, наполненные стодолларовыми купюрами. Другие проникаются к политике иностранного государства, которому служат, истовой верой новообращенных. Кому-то не по себе от того, что родина делает нечто такое, чего не может принять их совесть. И, наконец, кто-то просто уверен в том, что лучше всех своих начальников, и выбирает такой способ расквитаться с сукиными сынами.
Как учит история, наибольшую пользу приносят те, кто идет на сотрудничество по идеологическим мотивам. Ради веры люди готовы рисковать жизнью — вот почему религиозные войны были такими кровавыми. Однако Фоули предпочитал тех, для кого главным были деньги. Эти люди всегда остаются рациональными, они идут на риск, сознавая, что в этом случае их будет ждать большее вознаграждение. Перебежчики-эгоцентристы, как правило, очень вспыльчивые и доставляют много хлопот. Месть никогда не бывает хорошим мотивом для чего бы то ни было, и те, кем движет жажда свести счеты, являются людьми неуравновешенными. Совесть мало чем уступает идеологии. По крайней мере, в этом случае у людей есть хоть какие-то принципы. Правда состояла в том, что ЦРУ всегда хорошо платило своим агентам, хотя бы из духа справедливости; к тому же, слухи об этой щедрости также были на пользу. Сознание того, что тебя ждет солидное вознаграждение, нередко является весомым фактором для тех, кто никак не мог принять решение. Какими бы ни были твои мотивы, получать щедрые гонорары всегда приятно. Тем, кто работает за идеологические принципы, также нужно что-то кушать. Как и совестливым. Ну а эгоисты видят в собственном благосостоянии лучший способ отмщения.